Окаянный дом - Стасс Бабицкий
— Полегче, сударь. Полегче, — Нечипоренко примирительно поднял руки. — Всем нам хочется иметь лишнюю копеечку на старость. Но не каждый ради этой копеечки решится на убийство.
— А если на кону двадцать пять миллионов рублей?
— Ско-о-олько?! — изумились оба следователя.
— Это ещё по самым скромным оценкам, — усмехнулся сыщик. — Я вчера вечером побеседовал с влиятельным мануфактур-советником… Нет, фамилию не назову, он согласился консультировать меня анонимно. Но именно в такую сумму оценивают в деловых кругах капитал купца Игумнова. И вот представьте себе, господа, все эти деньги могли проплыть мимо законной супруги. Если бы Маришка родила ему наследника.
— Смотри-ка ты… Верно! — старый следователь хлопнул себя по лбу. — Она молодуха, успела бы ещё дюжину карапузов нарожать. И тогда Николай Васильевич завещал бы все детям, а вас, Варвара Платоновна, оставил бы на бобах.
Купчиха возмущенно отвернулась, глядя в распахнутое окно на синее небо и далекие купола церкви.
— А вы на днях узнали ужасную новость. Маришка привезла из Франции вонючий сыр И употребляет эту мерзость фунтами. Вы сразу заподозрили неладное. Уж не понесла ли она? Ведь многие дамы в положении меняют гастрономические привычки и начинают есть всякую гадость. Организм требует. Вы перепугались донельзя и тайно приехали в Москву, чтобы любовницу со свету сжить. А тут — подарок судьбы. Ваш муж с зазнобой крепко поссорился и укатил в ресторацию. Вы-то про его загулы давно знаете, вот и сообразили, как лучше все обставить. Убили Маришку, спрятали тело, а потом скрывались у подруг или в гостинице. Уверен, это легко установит полиция.
— Установим, — согласился Нечипоренко. — А чего же не установить? Ежели был такой факт, мы его обязательно установим.
— По тому же адресу вы непременно найдете и саквояж, который госпожа Игумнова унесла из комнаты Маришки, — сыщик сломал в руке баранку и макнул кусочек в чай. — А в нем платья и украшения из шкатулки, которые забрали, чтобы запутать следствие. Другая бы выкинула опасные улики в реку, но жадная женщина золото и каменья обязательно сохранит.
Нечипоренко кивнул. Но его молодой коллега не собирался так легко сдавать позиции. Шпигунов чувствовал, что дело рассыпается на глазах, а с ним рухнут и мечты о блестящей карьере. Поэтому судорожно соображал, чем разбить логичные доводы Мармеладова. И тут вспомнил про камень.
— Ха! Вы не учли главную улику, — в запальчивости воскликнул Федор, — Вот!
Он бережно достал из пузатого портфеля свёрток, размотал тряпицу и показал осколок кирпича с оттиском пальцев.
— Это отпечаток правой руки Игумнова. Установлено полное совпадение по размеру и форме. Мизинец срезан ровно так же, как и у купца. Любой суд признает, что этот след мог оставить только убийца, когда замуровал Маришку.
Сыщик кивнул.
— Безусловно, именно этот слепок и выдаёт виновника. А вместе с тем, полностью обеляет Игумнова.
— Вы нарочно меня дразните? — обозлился молодой следователь. — Как же он может обелять, если установлено, что это и есть ладонь Игумнова! Вот же, мизинец срезанный.
— А соседний палец вы осматривали? — сыщик постучал ногтем по оттиску. — Безымянный.
— Он тоже совпал по размеру. Этого достаточно для…
— Присмотритесь внимательнее. Чего здесь не хватает?
Шпигунов уставился на уже знакомую картину — четыре пальца, половина ладони… Чего здесь нет? Поди, разбери, когда ярость туманит глаза. Сморгнул раз, другой, но все равно ничего не увидел. Нечипоренко догадался прежде него.
— Эвон ка-а-ак! — протянул старик. — А кольца-то обручального и нет.
Федор не сдавался. — Подумаешь… Он просто снял, чтобы в цементе не запачкать. А потом снова надел.
Сыщик покачал головой.
— В том-то и дело, что кольцо давно уже не снимается. Купец намедни жаловался, что и рад бы избавиться, но за двадцать лет крепко впилось в палец.
— Но тогда получается…
— Что этот отпечаток ладони был сделан больше двадцати лет назад, — Мармеладов потёр переносицу и налил себе еще чаю. — Я ещё вчера увидел это несоответствие и понял, что купец не виновен. Но его пытаются опорочить те, кому выгодно избавиться сразу и от Маришки, и от Игумнова. Список подобных лиц весьма короткий, Варвара Платоновна занимает в нем первую строчку. И когда она сегодня появилась, у меня не осталось сомнений, кто убийца.
— Постойте… Откуда же взялся этот камень?! — Шпигунов напоминал человека, поставившего все сбережения на лошадь, которая долго лидировала в гонке, но пала за пять саженей до финиша.
— Так ведь достопочтенная купчиха сама подсказала. Фабричный цех, построенный Игумновым в Ярославле, недавно развалился. Плохой кирпич использовали, даже по этому образцу видно. Но цемент замешали отменный, вот пальцы и сохранились. Варвара Платоновна, неужто вы сами опознали руку мужа?
— Мать его… Вера Ивановна, — всхлипывала купчиха. — Как увидела, вцепилась: «Память великая! Сыночек родимый в Москву подался, так хоть частичку мне оставил»… Берегла пуще глаза. Померла зимой, а я сундуки перебирала и нашла. Не стала выбрасывать, так и лежал камушек. Вдруг, думаю, пригодится.
— А он и пригодился, чтобы свалить убийство на мужа, — Нечипоренко озирался по сторонам в поисках графина с анисовкой и, не найдя, пробормотал под нос. — Ох, как же злы и бездушны бывают иной раз бабы.
— Подождите! — жалобно проблеял молодой следователь. — Я не могу взять в толк, каким образом госпожа Игумнова попала в дом? Швейцар сегодня не признал купчиху. Ergo… Ну, в смысле… Значит, прежде не видел. А видел бы — на порог не пустил, ибо запрещено хозяином. Но ведь другого входа в дом нету.
— Есть. Хотя и не столь очевидный.
Мармеладов встал из-за стола, прошелся по комнате и уселся на подоконник.
— Вы же помните, как в это самое окно всунулся зодчий Бориска? Убийцы пошли тем же путём — со двора, по приставной лестнице. После заката это можно сделать незаметно. Фонарей на той стороне нет.
— Убийцы? Вы сказали именно так: у-бий-цы?! — переспросил Нечипоренко. — То есть Варвара Платоновна не в одиночку все это вот…
Сыщик откинулся назад, удерживаясь руками за подоконник. Выглянул, стараясь остаться незамеченным со двора. Потом спрыгнул,
